Пересадку органов и тканей нередко называют «последней операцией по спасению больного». Однако в России эта сфера деятельности развита крайне недостаточно. О проблемах российской трансплантологии рассказывает руководитель службы трансплантации Свердловской областной клинической больницы № 1 Игорь СЕРЕБРЯКОВ:

Говоря о трансплантации, нельзя забывать о существовании большой категории людей, у которых нет иной альтернативы для сохранения жизни или улучшения ее качества. Если при хронической почечной недостаточности еще можно использовать гемодиализ, то при печеночной или сердечной недостаточности других вариантов, кроме пересадки органов, вообще нет - такие пациенты без хирургического вмешательства погибают в течение года после постановки диагноза.

Но в России до сих пор нет даже такой специальности, как «трансплантолог». В эту сферу, как правило, приходят врачи из других специальностей, чаще всего - из сосудистой хирургии. В медицинских институтах отсутствует профильное образование по данной тематике, там не даются даже основы по трансплантации органов и тканей. В итоге многие врачи на местах вообще не имеют представления о том, что те или иные болезни могут лечиться такими методами.

Даже в Российском НИИ трансплантологии количество пересадок органов и тканей настолько незначительно, что оно не может обеспечить обучение врачей со всей страны. Правда, в 2003 году кафедра трансплантологии была впервые открыта в московском стоматологическом институте, но это также не решает проблемы. Сложности существуют в плане не только обучения, но и повышения квалификации сотрудников, занимающихся трансплантацией. Единственным вариантом для наших хирургов остается стажировка за рубежом, которой сопутствует ряд проблем - как финансовых, так и связанных с языковым барьером.

- Была ли идея организовать подобное обучение в УрГМА?

- Попытки были. Они ограничились тем, что один год студентам-анестезиологам шестого курса читались лекции по трансплантологии.

Вообще, по западным данным, только 35 % врачей, работающих в трансплантологии, хорошо знают связанное с этой сферой законодательство. В России, естественно, этот процент значительно ниже. У российских медицинских работников крайне низки как юридические познания в области пересадки органов, так и осведомленность о связанных с ней, медицинских и организационных вопросах. Проблемы в сфере трансплантации органов и тканей едины во всем мире, но у нас они обострены. А незнание этих проблем ведет к нежеланию работать.

У нас врачи боятся всего, что связано с трансплантологией, несмотря на то, что они работают в строгом соответствии с законодательством. В этой области медицины юридические вопросы крайне важны, и у нас достаточно законов, которые регламентируют каждый шаг. При этом в России из-за незнания действующего законодательства было множество попыток возбудить уголовное дело по поводу неправомерного изъятия донорских органов. В конце концов, каждый раз признавалось, что действия медицинских работников соответствовали законам, но непоправимый вред делу уже был нанесен. Естественно, врачи, на которых лежит обязанность выявления потенциальных доноров, опасаются, не зная, чем для них закончится очередное действие.

К тому же многие доктора проявляют «медицинское ханжество» - каждый специалист лечит своих больных, не думая об остальных. Видя, что пациент с нарушением мозгового кровообращения погибнет, в западных странах врач сразу об этом сообщает в донорскую службу и своевременно заполняет все протоколы по констатации смерти мозга. У нас считается, что такого пациента лечить достаточно, не принимая во внимание, что он фактически погиб, но его органы могут спасти пять-семь других жизней.

К сожалению, у нас в России в принципе нет единой структуры, которая должна заниматься всеми вопросами трансплантологии: донорством, обучением специалистов, пересадками, послеоперационным лечением, работой со средствами массовой информации.

- Существуют ли такие организации за рубежом?

- Да, в Европе, например, функционирует «Евротрансплант» - государственная структура, которая базируется на едином для ряда стран законодательстве в области трансплантации органов и тканей. Ее руководство располагается в Брюсселе (Бельгия). У них создана единая база реципиентов, нуждающихся в пересадке, благодаря чему при наличии донорских органов можно в кратчайшие сроки определить, где они в данный момент наиболее востребованы. Этот договор охватывает такие страны, как Германия, Бельгия, Чехия, Словакия, Австрия. В Испании есть государственная структура, которая работает и со СМИ, и с церковью, и с медицинскими работниками, в результате там самое большое число доноров, и нет листа ожидания. Также и прибалтийские республики - они, после отделения от нашего государства, начали работать по западному законодательству и добились значительных успехов. У них сейчас делается в год до 60 пересадок при населении в 2 млн. человек. А в Свердловской области, при населении в 4,5 млн., таких операций ежегодно производится около 30.

Все это тем более досадно, учитывая, что самая первая трансплантация была сделана в России - профессор Ю. Ю. Вороной в Харькове в 1935 году произвел пять пересадок трупной почки, и трое пациентов выжили. Аналогичный опыт за рубежом был произведен только через 30 лет. Московский нейрофизиолог В. П. Демехов первый в мире в конце 50-х годов осуществлял пересадки сердца, легкого - правда, на собаках. Все последующие хирурги, проводя работу в этой сфере, ссылаются на его работы. Также пересадку сердца от человека к человеку впервые осуществил россиянин А. В. Вишневский. А сейчас мы на десятилетия отстаем от западных хирургов. На сегодняшний день в мире ежегодно выполняется около 40 тысяч трансплантаций ежегодно, в России - около 300. Несмотря на то, что в нашей стране на данный момент официально открыто 49 центров по пересадке органов (в основном, почки), каждый из них производит менее десяти пересадок в год. Только Москва, Санкт-Петербург, Новосибирск и Екатеринбург делают порядка тридцати таких операций ежегодно.

В Европе количество центров трансплантации значительно меньше, но туда поступает материал из всех участвующих в проекте стран.

- Предпринимаются ли попытки наладить работу в России «по западному образцу»?

- Да, в УрФО, например, в этом году начал создаваться единый регистр нуждающихся в трансплантации. У нас Курганская и Тюменская область еще не скоро займутся этими технологиями, а больные там есть сегодня, и завтра их число не уменьшится. Прирост «листа ожидания» ежегодно составляет 7-12 %. Логично, не налаживая технологию «с нуля» в каждой крупной больнице округа сконцентрировать усилия в одном регионе, где есть уже база и определенный опыт. Созданный регистр позволит нам при появлении донора быстро выявить, где требуется тот или иной орган, и обеспечить сведение в одном месте материала, реципиента и хирургов. Пока у нас такие связи качественно налажены только с Башкирией, поскольку транспортная инфраструктура в России значительно проигрывает западной. Там любой военный, частный транспорт, поезд или самолет обязан доставить этот груз в нужное место в кратчайшие сроки. Мы пока нужный орган отправляли в Уфу только автомобилем, а ведь необходимо соблюдать определенные сроки. Если почка может выдержать сутки, то печень - 10-12 часов, а сердце - только 4-5. Причем, в это время должна уложиться не только доставка, но и операция. На западе уже существуют аппараты, к которым орган подключается и начинает функционировать, благодаря чему время консервации увеличивается. У нас пока такого нет.

- Существует ли у нас законодательство, обязывающее врачей выявлять потенциальных доноров? Почему при большом хирургическом потенциале трансплантология ощущает острую нехватку материала?

- В Свердловской области есть приказ минздрава, совместные приказы с горздравами, есть документы по каждой больнице, которыми назначается ответственный за выявление потенциальных доноров. Однако за весь прошлый год нам поступило из ЛПУ всего 55 звонков. При этом подходит далеко не каждый донор, чаще всего это связано с критериями инфекционной безопасности. Очень много выявляется больных - носителей вирусных инфекций. Хотя за рубежом давно пересаживают органы от больных с гепатитами В и С, и тем более с сифилисом. В случае, если реципиент ВИЧ-инфицирован, там допускается даже пересадка ВИЧ-инфицированных органов.

В Бостоне на конференции трансплантологов я, например, слышал доклады на тему «Причины смерти реципиента с пересаженным органом от донора с гепатитом С». Да, пациент заболел и умер, но он прожил на семь лет больше, чем это было возможно без пересадки. На Западе эти вопросы обсуждаются открыто, потому что там врачи выясняют, как лечить аналогичных больных. Наши критерии отбора доноров значительно серьезнее. Москвичи пытались снизить требования - тот же гепатит можно лечить и после пересадки, а для ликвидации сифилиса и вовсе достаточно двух уколов. К тому же антитела к сифилису сохраняются у переболевшего на протяжении всей жизни, и, если у человека было это заболевание много лет назад, это не может служить противопоказанием к использованию его материала для пересадки. Однако нам ничего подобного до сих пор не позволяют.

Хотелось бы напомнить, что для государства трансплантация обходится в 5-7 раз дешевле, чем другие методы заместительной терапии, например, гемодиализ. К тому же после нее повышается качество жизни пациентов: многие начинают работать и даже рожать детей. Большинство из них не афиширует произошедшее, и их окружение даже не знает о проведенной операции. Эти люди становятся полноценными членами общества.

Если бы наша медицинская общественность прониклась этой проблемой, то дело сдвинулось бы с мертвой точки. Показательно, что после совещаний с главврачами больниц области на протяжении месяца у нас держится повышенный интерес к этой теме, соответственно, увеличивается число доноров. Не стоит недооценивать и влияние СМИ - был даже случай, когда после одной телепередачи позвонила мать неизлечимо больного сына и дала свое согласие на изъятие после его смерти органов для пересадки. Хотелось бы еще раз напомнить коллегам: каждый донорский орган -это чья-то продленная жизнь.

В ноябре 1990 года в Свердловской областной клинической больнице № 1 была произведена первая пересадка почки. Пациент до сих пор жив, трансплантат успешно функционирует. С тех пор хирургами ОКБ № 1 было произведено свыше 250 пересадок органов. Такие показатели, как годичная и пятилетняя выживаемость после трансплантации в Свердловской области находятся на европейском уровне.

На сегодняшний день в листе ожидания на пересадку почки в Свердловской области находится около ста человек. Кроме того, потенциальными реципиентами являются 500 пациентов, находящихся на гемодиализе. При потребности 100 операций в год хирурги ОКБ № 1 производят порядка 30, хотя потенциал клиники позволяет увеличить их число в три раза. Пересадок печени необходимо производить до 60 ежегодно - в 2006 году их было сделано пять, это методика освоена год назад. Сейчас в ОКБ № 1 успешно выполнена пересадка сердца.

.

Назад в раздел